Протоиерей Василий Андреевич Левитский (1851-1914)

Этот замечательный священник прожил в доме № 3 на Елизаветинской последние 10 лет своего 39-летнего срока пастырского служения в Гатчине. В.А. Левитский родился в городе Боровичи Новгородской губернии в семье псаломщика. После окончания Новгородской Духовной семинарии он 26 апреля 1875 был определён по Министерству Императорского Двора, а 18 мая того же года рукоположен в сан диакона и назначен к церкви Гатчинского Дворца. Казённую квартиру Левитскому и его многочисленной семье (8 детей) предоставили в здании Суконной фабрики на Елизаветинской, 2. К 1894 Левитский был уже протодиаконом. 2 февраля 1896 отец Василий, в сане протоиерея, стал настоятелем церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Императорской Охоте в Гатчине (Мариенбурге) и служил здесь до своей кончины. Предшественником его в Мариенбурге был другой известный в Гатчине и за её пределами священник — протоиерей Николай Григорьевич Кедринский (1853-1935).

Гатчина. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе. 1910
Гатчина. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе. Фото Галины Пунтусовой
Церковь Покрова в Егерской слободе. 2005

Уже во время первых служб в Егерской церкви прихожане отметили необыкновенные качества нового настоятеля. Вскоре о нём узнала вся Гатчина. Главной особенностью характера протоиерея Левитского было незлобие. Каждое оскорбление и грубое слово он рассудительно умел пресечь молчанием и доброй улыбкой. Его незлобие невольно напоминало всем батюшку отца Иоанна Кронштадтского, который так же на все изрыгания врагов и хулы — молчал и только молился за обидчиков. В таком сходстве характеров не было ничего удивительного, ибо сии пастыри были давними добрыми друзьями. Иоанн Кронштадтский именовал Левитского «друг Василий», неоднократно бывал в гостях в семье Левитских в Гатчине, крестил всех его детей. В свою очередь отец Василий не раз бывал в гостях у Иоанна Кронштадтского, который, отмечая простоту, приветливое радушие и всегда ясное настроение друга, не раз говорил ему: «Ты, точно всегда именинник!».

Другими характерными чертами отца Василия были беззаветные и безвозмездные труды во благо людей, благоговейное отношение к церковным святыням, непримиримое отношение к сектантству. Вот как писал об отце Василии гатчинский житель, профессор Петербургской Консерватории Алексей Ильич Пузыревский (жил недалеко от Левитского, на Елизаветинской, 12/35), в учебном заведении которого в Гатчине батюшка три года преподавал Закон Божий (причём Левитский сразу же поставил условие, что делать это будет безвозмездно):

Гатчина. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе
Церковь Покрова в Егерской слободе

«…Особенно скорбел он об упадке религиозности и веры в обществе и о слабости борьбы с разными новыми религиозными отклонениями и сектантством, сильно развивающимся в Гатчине. При этом он всегда говорил:

— Не дал мне Господь дара слова, а нужна бы сильная проповедь, упорная борьба.
Но зато, прибавлю от себя, Господь дал ему дар непосредственности, неотразимого влияния собственным примером: на меня о. Василий необыкновенно влиял своей искренней непритворной набожностью…Помню, с каким чистым благоговением показывал он мне однажды в алтаре икону с надписью на обратной стороне и говорил: «Вот эта надпись сделана святой рукой отца Иоанна Кронштадтского, нашего великого молитвенника, с которым я удостоивался служить здесь». Почитал он о. Иоанна всем своим существом и всегда, когда нуждался в духовном подкреплении, бывал на месте упокоения Кронштадтского пастыря и служил у его гроба…».

Далее Пузыревский сообщал о Левитском:
«…Не раз на мой вопрос — отчего он не хлопочет о повышении, хотя бы в Гатчине, к чему не раз представлялся случай, он всегда отвечал: «Знаю, что мне дадут чего бы ни попросил: даже спрашивают, не нужно ли мне чего-нибудь. Но мне и здесь хорошо, доволен и тем, что имею и ничего просить не хочу». А между тем ему очень нелегко жилось с его большой семьёй, да ещё при его стремлении исполнять свои пастырские обязанности при всяком удобном, нужном и даже ненужном случае безвозмездно».

Службу в церкви Левитский успешно совмещал с благотворительной деятельностью, состоя членом нескольких подобного рода заведений: Гатчинского отделения Братства во имя Пресвятой Богородицы; Гатчинского благотворительного общества (Отделение приюта для приходящих детей, именуемое «Никитским» в Мариенбурге) и др. Основной его заботой здесь было преподавание Закона Божия.

Гатчина. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе. Фото Галины Пунтусовой
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Егерской слободе

Две дочери Левитского — Ольга Васильевна и Юлия Васильевна — стали учительницами и преподавали в Женской гимназии Гатчины. При советской власти они так и продолжали работу учительницами и трудились в школе Мариенбурга, ставшего посёлком им. Рошаля. Одна из старожилок Мариенбурга рассказала мне, как она, в конце 1930-х, будучи ученицей сей школы, однажды, проходя мимо Покровской церкви, случайно была свидетельницей горячей молитвы своих учительниц на расположенной в ограде храма могиле родителей: протоиерея Левитского и его жены Марии Александровны.

Отцу Василию удалось присоединить к православию двух мальчиков, мать которых была лютеранка. Кроме того, протоиерей Левитский в своё время сумел так расположить к себе гатчинского поэта Константина Фофанова, что тот согласился поехать с о. Василием в Кронштадт на исповедь к Иоанну Кронштадтскому.

Замечательным батюшкой был протоиерей Левитский! Ему, к примеру, удалось присоединить к православию двух мальчиков, мать которых была лютеранкой. Кроме того, протоиерей Левитский в свое время сумел так расположить к себе гатчинского поэта Константина Фофанова, что тот согласился поехать с о. Василием в Кронштадт на исповедь к Иоанну Кронштадтскому. Впечатления от этой поездки поэт изложил в «Воспоминаниях об отце Иоанне Кронштадтском», опубликованных в «Биржевых Ведомостях». Привожу выдержки из этого сочинения:

«…Проживая в Гатчине, я хорошо познакомился и сблизился с отцом Василием Левитским. Этот почтенный священник, человек добрейшей души, обладает многочисленной семьей. Он друг покойного Иоанна Кронштадтского, который, не имея своих детей, крестил у своего друга Василия и бывал нередким гостем в его доме, когда наезжал в Гатчину. Отец Василий также бывал часто в Кронштадте у отца Иоанна.

– Вы бы поехали, да посмотрели общую исповедь, – сказал мне как-то отец Василий.

Отца Иоанна я уважал, знал очень много о нем понаслышке и как-то особенно боялся.

– Я знаю, что это необыкновенное зрелище, но мне кажется, что я вовсе недостоин его, – возражал я, зная, по слухам, что отец Иоанн – очень строгий догматик, а у меня уже было запрещено стихотворение Святым Синодом, напечатанное в 1888 году в журнале «Наблюдатель» (В стихотворении «Таинство любви» было усмотрено богохульство – В. К.).
Я выразил свое опасение по этому поводу и отцу Василию.

– Все это ничего! Вы не знаете, какой это добрый и чудесный человек! Поедемте к нему, и вы не раскаетесь.

После некоторых колебаний я согласился ехать в Кронштадт вместе с отцом Василием и еще тремя лицами. Признаюсь, я на полдороге уже изменил своему решению, но все-таки поборол малодушие.

Это было в Великом посту 1901 года. На всеобщую исповедь в Кронштадт наезжало отовсюду множество народу. Странноприимные дома, дома трудолюбия, гостиницы – все было переполнено паломниками. Не обходилось здесь и без того, чтобы не было возмутительных или курьезных сцен, а эксплуатация везде хищно разевала рот. Вокруг доброго пастыря, как вокруг маститого дуба, развивались лишаи, нечистые грибы, вредные мхи, но много было и добросердечия, истинной молитвы, и легенды о великолепных чудесах перемешивались с анекдотами самого странного, а иногда и циничного характера.

Общая исповедь в Андреевском соборе

Помещение, где заночевали мы, было также битком набито и странниками, и странницами, и, что удивительно, прибывшими откуда-то солдатами, которые не стеснялись ночевать с дамским полом, или вернее: дамский пол, ради торжественного случая, ничуть не стеснялся постоем целой роты молодых солдат, разлегшихся тут же на полу.

Везде горели перед иконами лампады; красовался портрет Иоанна. Домохозяйки просили постояльцев не курить и даже не впускали курящих на ночлег. В каждом почти помещении для постояльцев ожидался для молитв сам «батюшка Кронштадтский», гонящий курение, а потому везде было положено строгое Veto на табак. Впрочем, нам с отцом Василием отвели небольшую комнату, отделенную для молитв, и мой сосед почти до утра молился, приготовляясь к святым Дарам.

В шестом часу утра мы уже были в алтаре Андреевского кронштадтского собора. Там собралось несколько священников из разных епархий; отца Иоанна между ними еще не было. Признаюсь, я не без внутреннего трепета ожидал знаменитого пастыря. Входили священники и дьяконы, при каждом входе я трепетал, думая: вот – вот он! Седые, рослые, кудрявые, с прекрасными шевелюрами и лысеющие, молодые и старые иереи собрались в ожидании любимого пастыря; многие уже облачились, а он все медлил. Наконец, бодрой, почти веселой походкой, поскрипывая щеголеватыми сапогами, в малиновой изящной ряске, вошел он. Невысокого роста, с гладко расчесанными волосами цвета пеньки – его сразу можно было узнать по портретам, многие из которых очень схожи.

Издали его лицо казалось несколько суровым и строгим, но когда он подошел совсем близко и обнял отца Василия, сказав:

– А, и дорогой друг Василий тут!

Я заметил тогда необыкновенно ласковое сияние его глаз и лба, который, казалось, светился белизной.

Отец Василий представил меня. Иоанн благословил и посмотрел прямо мне в глаза, точно стараясь прочесть в них что-то, но я уже от этого взгляда светлых и серых, как осеннее небо, глаз слегка смутился, хотя это были простые, добрые глаза, напоминающие глаза добродушных олонцев. И я почувствовал, что верую, и это, вероятно, он прочитал во мне, и эта вера, должно быть, умилила его. Быстрым движением руки он взял мою руку, и поспешно повлек в притвор алтаря, отрывисто сказав на ходу:

– Ты на исповедь, пойдем!

Невольная дрожь подгибала мои колени, не от боязни, а от благоговения и недоумения к этой оригинальной власти глубоко верующего христианина. Я стоял перед ним и смотрел на него. Он, слегка касаясь налоя, тихим голосом, скороговоркой спросил:

– Ты из народа?

Это был первый его вопрос, сказанный с нежностью на слове «народа», и я заметил успокоительный взгляд духовника.

– У меня отец был купцом, – пробормотал я.

– Ну, да, из народа! – утвердительно сказал он.

И мне было отрадно, что он угадал меня.

После нескольких незначительных фраз, к моему удивлению, Иоанн сказал вкрадчиво:
– Говорят, что ты пьешь, но ты не пьяница! Бросить можешь! Только враг тебе завидует, потому что твой дар от Бога! У тебя большой дар! – глядя утвердительно и странно, подтвердил он и, волнуясь, продолжал: – а враг завидует и хочет тебя в бездну свергнуть! В бездну…, вот так – в бездну!…Вот так и крутит и бросает, потому что завидует!

И отец Иоанн при этих словах нетерпеливо делал жест рукой такой, как будто бы сейчас подо мной должен провалиться пол.

Я был потрясен и обрадован – он так свято поощрил меня, что я сразу вырос в собственных глазах, и мне стало легко. После этого, точно давно знакомый, он стал рассказывать о своем товарище П., его однокашнике – семинаристе.

– Способный, очень способный был; учился лучше меня. Я ведь слабо сначала учился! Я три, а он пять за сочинения получал…и стихи хорошо писал…, а потом сбился, женился на девке; стал пить…и погиб молодым! А может быть, ему следовало быть на моем месте!

Эту простую историю рассказал он так обыкновенно и так трогательно, что казалось, я стал ребенком и слушаю доброго, старого отца.

Сделав еще несколько удачных и прозорливых замечаний, которые нет надобности оглашать во всеуслышание, отец Иоанн просил познакомить с моей женой, узнав, что она здесь, и в заключение спросил, чем он может мне помочь.

– Батюшка, ничего не надо! Я уже и так глубоко счастлив, что вижу вас!

При этих словах отец Иоанн обнял меня и, целуя, сказал:

– Господь благословит тебя!

Так кончилась эта необыкновенная и незабвенная для меня исповедь. Потом я молился в алтаре и видел необыкновенное богослужение и необычайную, невиданную мною молитву великого христианина…».

Протоиерей Левитский и поэт К.М. Фофанов общались и позднее. Так, в Московском РГАЛИ хранятся письма Фофанова к Левитскому.

А профессор А.И. Пузыревский давал еще такую характеристику Василию Левитскому:

«Необыкновенный батюшка» называли его многие. И действительно — необыкновенный. Я, по крайней мере, никогда и нигде не испытывал такого молитвенного самозабвения, и совершенно независимо от меня самого, как в алтаре Егерской церкви, и приписываю это исключительно влиянию о. Василия. Необыкновенный батюшка! Необыкновенно он и готовился к кончине очень долгое время, необыкновенно и скончался».

Дом №3 по ул. Елизаветинской. Фото 1941 г.

С 1903 года и до своей кончины в 1914 Левитский жил в доме Дворцового ведомства на Елизаветинской, 3. Последние 3 года жизни батюшка много болел, грудная жаба трижды чуть не приводила его к смерти. Умер он в присутствии близких и врача. По кончине батюшки 4 дня шла почти непрерывно панихида. Василий Андреевич скончался на 64-м году жизни, ранним утром, в воскресенье 18 мая, в тот самый день, когда 39 лет тому назад он был рукоположен в сан диакона и назначен к церкви Гатчинского Дворца.

Новым настоятелем Егерской церкви был назначен протоиерей Иоанн Алексеевич Орлов, в это время — насельник Богадельни военного и морского духовенства в Гатчине, а ранее — священник Военно-исправительной тюрьмы Морского ведомства в Петербурге. А в доме № 3 по Елизаветинской улице продолжала проживать дочь батюшки Василия, Юлия Васильевна Левитская.

© В.А.Кислов

 

Просмотры (70)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *