«Благословен Бог! И в наш век произросли мученики, и мы удостоились видеть людей, закалаемых за Христа, людей проливающих свою кровь, которая орошает всю Церковь… и имеем у себя этих венценосцев».
Святитель Иоанн Златоуст

В ночь с 17 на 18 декабря ОГПУ произвело по всему Советскому Союзу акцию по «изъятию монахов и монашек», которую верующие люди назвали «святой ночью» или «страстной пятницей русского монашества». Впрочем, аресты продолжались и после этой даты.

«День 18 февраля 1932 года (по новому стилю), — вспоминали очевидцы этих событий, — Это сияющий и страшный день, Страстная пятница русского монашества — отвергнутый и неизвестный мiру день, когда всё русское монашество в одну ночь исчезло в концентрационных лагерях. <…> В Ленинграде были арестованы: сорок монахов Александро-Невской лавры; двенадцать монахов Киевского подворья (остальные были арестованы еще в 1930 году); десять монахов Валаамского подворья; девяносто монахинь Новодевичьего монастыря; шестнадцать монахинь подворья игуменьи Таисии Леушинской; двенадцать монахов Федоровского собора; восемь монахов из киновии Свято-Александро-Невской лавры “Большое Охотко”; около ста монашествующих из других ленинградских храмов. Всего триста восемнадцать человек. В ту же ночь все монахи и братия пустыни преподобного Макария Римлянина были арестованы и привезены в Ленинград  как опасные преступники, самое присутствие которых угрожает обществу. С ними обращались как с ядовитыми насекомыми, которых нужно раздавить…

Волна арестов, как гром прокатилась над Русской Землей, сметая монашеское население, бывшее славным стражем народной нравственности и национальных ценностей. Были захвачены многие из белого духовенства и мирян, так или иначе близкие по духу к монахам. К примеру, пламенные проповеди приходского священника Александра Медведского послужили причиной его ареста. Все арестованные были высланы в Казахстан, оттуда никто уже не вернулся.

В то же время, только в Ленинграде многие храмы были закрыты и разрушены. Даже приходская церковь, к которой принадлежал известный ученый И.П. Павлов (он лично ездил в Москву, пытаясь отстоять её) была затронута и, как только Павлов умер, этот величественный архитектурный памятник, посвященный Знамению Пресвятой Богородицы, был взорван динамитом, и от него не осталось и следа. В это время, конечно, все 1400 русских монастырей, бесчисленные скиты и новые монашеские общины были закрыты и, за небольшим исключением, уничтожены.

“Все мы, — отзывается свидетель, — стали жалкими в тот страшный период, жалкими до отвращения. Каждый чувствовал, как они (власти) садистки плевали в наши души и насмерть били наших матерей у нас на глазах. Это было ужасное чувство обиды и гнева, но все были безпомощны“».

Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более сорока членов последнего остававшегося в северной столице братства – Александро-Невского. Но даже такая массовая акция не смогла охватить всех монашествующих Ленинграда. В течение двух последующих месяцев агенты ОГПУ выявляли уцелевших монахов и представителей белого духовенства и мирян, связанных с братством или монастырями, арестовав еще около 200 человек. Все арестованные в ночь с 17 на 18 февраля были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек.

Прокатилась волна арестов и в Гатчине. В то время здесь были две тайных монашеских общины. Одна состояла из сестёр бывшего подворья Пятогорского монастыря и проживала вблизи монастырского храма Покрова Божией Матери. После закрытия в 1923 году подворья, на котором жило 50 сестёр, 18 из них остались жить в подворском доме и по квартирам, «по прежним правилам, только сняли с себя монашескую одежду».

«Двадцатка» храма по благословению настоятеля протоиерея Севастиана Воскресенского платила им ежемесячно 200 рублей за обслуживание Покровской церкви. Этот порядок был заведён с 10 июня 1923 г., когда на приходском собрании рассматривался вопрос об упразднении подворья, тогда же было решено: «должности церковных служителей, как то: псаломщиков, певчих, сторожей и проч. поручить исполнять сестрам бывшей Покровской обители».

По свидетельствам гатчинских старожилов, сёстры, кроме работы в храме, также занимались рукоделием, которое приносило им средства к существованию, например, стегали одеяла. После высылки игумении Феофании старшей на подворье стала матушка Тавифа (Евдокия Максимовна Максимова).

Большая часть сестёр оставалась жить в доме подворья по адресу: улица Красная, дом 3. Это не осталось без внимания недоброжелателей. Так, например, газета «Красногвардейская правда» в одной из своих заметок требовала выселения лишенцев (имелись в виду монахини) из этого дома. Автор под псевдонимом «Наблюдающий» писал: «Необходимо позаботиться горсовету о выселении торговцев и лишенцев в жактах, к примеру, взять жакт «Коллективист» по Красной улице, д. 3. Лишенцы занимают много жилплощади, но сам жакт не может выселить лишенцев без разрешения Горсовета, а последний таковое не даёт».[1] Донос этот дал результат и часть сестёр была выселена.

Второй монашеской общиной Гатчины была община сестёр ликвидированного советской властью в Новгородской области Нежадовского монастыря. Монахини ликвидированных монастырей старались селиться вблизи станций железной дороги, чтобы иметь сообщение друг с другом.

Часть нежадовских сестёр жила в доме отца монахини Надежды (Епанчиной)  бывшего генерала Алексея Епанчина на улице Л. Шмидта в доме №7, часть – в доме №13 по Вокзальной улице по другую сторону Варшавской железной дороги.

Монахини для пропитания работали на огородах потребительского общества, собирались на совместную молитву и имели общий котёл. Тогда под путями железной дороги существовал пешеходный туннель, который соединял две части города, в которых жили нежадовские монахини и выходил он на Георгиевскую (Л. Шмидта) улицу прямо возле дома генерала Епанчина. Поскольку Загвоздка,[2] где жила большая часть монахинь, соседствовала с Гатчинским кладбищем, сёстры посещали богослужения в кладбищенской церкви Всех святых, стараясь быть подальше от тех, кто мог их узнать и донести в ОГПУ.

Между тем, агентурная работа по ним велась, и место жительства монахинь было хорошо известно органам, поэтому 18 февраля 1932 года в Гатчине очень слаженно прошли массовые аресты монашествующих, которых отправляли в Ленинград в рамках общей акции, проводимой ОГПУ. Судьбы лишь некоторых из сосланных монахинь нам известны.

Протопресвитер Михаил Польский пишет: «В 1932 г. начались массовые аресты в Петроградской области. Было арестовано 900 монахинь и их друзей из мирян, которые были сосланы в Алма-Ата и разселены в разных местах. Из этого числа остались в живых человек 70. Сыпной тиф, дизентерия и голод скосили всех. Из глиняных и бетонных бараков и тюремной больницы с утра до вечера возили трупы.

• Игуменья Сусанна умерла в ссылке в 1932 г.
• Монахиня Мария Кушка, регентша Пятогорского женского монастыря, умерла в ссылке в Уральске в 1934 г.
• Монахиня Тавифа, настоятельница Гатчинского подворья Петроградской епархии, умерла в ссылке в Уральске в 1932 г.
• Схимонахиня Иоанна Мансурова, устроительница Рижского монастыря, умерла в ссылке ок. 1934 г.»[3]

Большинство судеб гатчинских монахинь нам неизвестны. В ссылке монашествующие иногда имели возможность как-то духовно объединяться, находить священников и епископов, участвовать в тайных богослужениях. По окончании срока ссылки многим возвращаться было просто некуда, потому что монастыри были разгромлены, а тем, у кого были родственники на воле, ехать к ним было небезопасно  из опасения навлечь на родных беду своим появлением.

Большая часть сосланных монашествующих так и оставались в Казахстане и в других местах ссылки до времени начала Большого террора, который привёл к их полному уничтожению. Исключения были единичными. Так, например, смогла вернуться жившая в Кикеринском монастыре в 1926-1927 гг. схимонахиня Анастасия (Куликова), служившая после 1927 г. келейницей у архиепископа Гдовского Димитрия (Любимова).[4] После войны она жила в Новгородской области, где с ней пытался установить контакт отец Петр Белавский, но она не захотела вступать в общение с ним из-за перехода о. Петра в Московскую Патриархию.

Надо сказать, что среди монахинь, попадавших в лагеря и ссылки было немало примеров подлинного духовного героизма и мученичества. В Синодике Санкт-Петербургской митрополии упоминаются, например, пятнадцать монахинь-мучениц, которые во время следствия и даже перед расстрелом не назвали своих имён…

Арестовав в ночь с 17 на 18 февраля огромное число монашествующих, следователи стали формировать групповые дела, в которых фигурировали подчас люди, которые не только не были связаны между собою, но даже не знали друг друга. Так, гатчинские монахини стали фигурантами дела №278-32г. «группы монашек Вохоновского, Нежадовского монастырей, Покровского подворья Пятогорского монастыря и Сергиевской пустыни», по которому проходили 76 человек. Но если монахинь Покровского подворья, Вохоновского и Пятогорского монастыря можно было как-то объединить в рамках одного дела, то совершенно неясно было как к нему подверстать монахинь разогнанного Нежадовского монастыря и Сергиевой пустыни в Стрельне. Нужна была личность, которую можно было объявить духовным центром всего этого «контрреволюционного» сообщества. И на эту роль следователями была избрана болящая монахиня Мария…

Святую арестовали 19 февраля вместе с сестрой Юлией Александровной и проживавшими в их квартире верующими девушками Марфой Клячиной и Верой Максимовой. Все они впоследствии будут осуждены на ссылку. А мать Мария примет мученическую кончину в больнице Дома предварительного заключения.

В ходе арестов в области попали в заключение сорок насельников Макариевской пустыни (расположенной в Тосненском районе Ленинградской области). Вся братия обители во главе с настоятелем архимандритом Никифором (Тихоновым) и проживавшим в монастыре на покое схиепископом Макарием (Васильевым) была привезена в Ленинградский Дом предварительного заключения. Вместе с монашествующими были арестованы и заключены под стражу все, кто находился в этот день в обители, в том числе, трудники и паломники.

После ареста братии пустынь решено было разгромить окончательно. 9 мая 1932 года президиум Леноблисполкома вынес решение о закрытии трех церквей пустыни, «учитывая постановление колхозов и Пельгорского совета о ликвидации монастыря, как места скопища антисоветского элемента, и обращения зданий в культурно-просветительные учреждения, необходимые для обслуживания местного населения». Так оказался уничтожен последний (не считая закрытой в сентябре 1933 года Александро-Невской Лавры) действующий монастырь епархии, а его насельники отправлены в ссылку.

Виктор Васильев

О крестном пути схиепископа Макария (Васильева) можно прочитать здесь>>>

[1] «Гатчинская правда», 1931 г.

[2] Район Гатчины, находящийся за линией Варшавской железной дороги вблизи городского кладбища.

[3] Польский М., протопр. Новые мученики Российские. Т.2. Типография преп. Иова Почаевского, Holy Trinity Monastery, Jordanville, N.Y.1957. C. 261

[4] Архив УФСБ, Д. 8894, Т. 1, Л. 89, 243. Митрополит Иоанн (Снычев). Церковные расколы в Русской Церкви 20-30 годов XX столетия. Сортавала.1993,с. 199.

Просмотры (138)